Читать онлайн «Николай Рыжих. Избранное»
Автор Николай Рыжих
Избранное
О СЕБЕ
Издательство попросило написать о себе. И тут у меня получилось затруднение: очень долго будет, если я начну перечислять все сейнеры и траулеры, катера и большие морозильные траулеры, рыболовные боты, теплоход, научно-исследовательское судно, подводные лодки. Да еще временные береговые работы… их тоже не одна.
Я только скажу, что за свою трудовую жизнь плавал на двадцати двух судах. Во всех должностях, начиная от матроса до капитана. Включительно, конечно. И естественно, во всех океанах и на многих морях. Кстати, и сейчас работаю на сейнере.
За литературу взялся уже в зрелом возрасте, мне было уже тридцать лет. Захотелось людям рассказать о рыбаках, об их труде, об их жизни. Начал описывать случай, который произошел у нас на сейнере «Онгудай». Об этом случае наш капитан Михаил Александрович Макуков обронил как-то: «Было не утонули…» Ну, вот. Начал описывать шторм и все, что творилось на судне… получилась повесть «Макук». С нею поступил в Литературный институт имени Горького. Закончил литературный институт, но работать литератором не стал — в море потянуло.
Откровенно говоря, с морем у меня вот какая штука получается: вот уж лет десять или пятнадцать каждый раз, возвращаясь осенью с путины, я говорю себе: «Хватит… пора закругляться… больше не поплыву в море». Но проходит зима, наступает весна. Меня начинает тяготить береговая жизнь, ее мелочные хлопоты, береговая суета и теснота, начинают сниться товарищи, с которыми плавал, само море мерещится с его далями, бесконечное небо над серединой океана и качающиеся звезды над мачтой, и я иду на судно и уплываю в море… Вот и все, что я могу сказать о себе.
Сейчас пока плаваю, рыбачу. Пишу, когда пишется. Что дальше будет — не знаю.ПОВЕСТИ
Макук
I
Наш «Онгудай» стоит у причала. Вид у него потрепанный: борта, побитые морем, пестрят ржавчиной, из-под остатков черной краски проглядывает сурик. Кормовая стрела, погнутая при швартовке к плавбазе в зыбь, понуро склонилась. Одно из окон на ходовом мостике зияет черной дырой: в последний шторм дурная волна навалилась на «Онгудай», выдавила стекло, свернула тумбу локатора и отбросила рулевого к штурманскому столу.
На руле тогда стоял Брюсов. После он рассказывал:
— Она ка-а-ак шуранет! Не успел я очухаться, а шлепанцев нету… Так и остались мои шлепанцы в Охотском море.
Всем своим видом сейнер говорил об усталости, о минувшей борьбе с ветром и морем и о крайне необходимом ремонте.
Вчера мы пришли с моря.
Весной ловили нерестовую селедку на Сахалине, летом камбалу в Охотском море возле Большерецка и Озерной, потом жировую сельдь в Беринговом и, наконец, сайру у берегов Японии и у острова Шикотан. Соскучились по берегу страшно. После долгих ночных вахт, когда небо затянуто мглистыми тучами, ветер тоскливо свистит в снастях, а море бросает сейнер в самые непредвиденные стороны, берег кажется необыкновенно желанным. Вспоминаются высокие береговые окна, непринайтовленные к полу столы и стулья, некачающиеся потолки. А огни вечерних улиц, запах травы или снега, девичьи взгляды мутят голову. И не раз в прыгающих волнах какого-нибудь моря мерещилось что-нибудь береговое.
