Князь С. М. Волконский
Воспоминания
Часть первая
Лавры
ГЛАВА 1. Росси -- Сальвини -- Любительские спектакли в Петербурге -- Памяти Алексея Стаховича -- Андрие -- Несколько впечатлений от Comedie Francaise
ГЛАВА 2. Петербургская газетная критика -- Театральный муравейник -- Савина -- Давыдов -- Варламов -- Комиссаржевская -- Вопросы техники
ГЛАВА 3. Памяти Модеста Чайковского -- Памяти Николая Николаевича Врангеля
ГЛАВА 4. Немецкий театр: Бассерман, Моисеи, Рейнгардт -- Мейнингенцы -- Венский Burgtheater: Вольтер, Зонненталь, маленькая Hohenfels
ГЛАВА 5. Итальянский театр -- Итальянский зритель -- Сицилийская труппа Грассо -- Новелли -- Ирвинг -- Цаккони
ГЛАВА 6. Дузе -- Сара Бернар -- Режан -- Парижский смех
ГЛАВА 7. Музыка в детстве и в юности -- Экснер -- Юлия Федоровна Абаза -- Антон Рубинштейн -- Александра Валериановна Панаева -- Алиса Барби -- Фелия Литвин -- Г-жа Решке -- "Тысяча вторая ночь"
ГЛАВА 8. Оперные впечатления
ГЛАВА 9. Жак Далькроз -- Дорны -- Вольф Дорн
ГЛАВА 10. Хеллерау
Лавр! Что может быть восхитительнее того, что этим звуком в нашем представлении вызывается! Символ всего высокого; символ высоких достижений и высоких признаний; символ высоких полетов, заоблачных парений. "Грозная вьюга вдохновенья", "облеченная в святой ужас и блистание глава", "смущенный трепет" и "величавый гром других речей".
Какие только картины не встают в воображении нашем при воспоминании о крепком, зеленом, лоснящемся листке! От победителя на Олимпийских играх до венчания Петрарки в Капитолии; от увенчанного хмурого чела Наполеона до засыпанной венками, в улыбке утопающей танцовщицы; от красногубой задорной шансонетки, грызущей пахучие листы, до недвижного лика смерти, бледно почиющего в темно-живой зелени; от пыльного шелеста иссохших венков, перевитых блеклыми лоскутьями умолкнувших восторгов, до благоуханного пара, поднимающегося из кипящего котелка. Сколько вас, листьев, и как разно человек с вами обходится. И брызгами взлетающий в воздух зеленый фонтан, и дрожащими крылами ниспадающий, на землю возвращающийся дождь, и к земле клонящиеся, на плиту могильную ложащиеся ветки!. . Весь человек, и дух и прах его -- под лаврами.А само дерево? И как только это случилось, что именно его выбрал человек выразителем своих полетов, своих восторгов, своего благоговения? Но уж другой древесный знак был бы немыслим, как немыслим иной знак мира земного, кроме оливы, иной знак мира духовного, кроме пальмы, иной знак силы гражданственной, кроме дуба, иной знак скорби, кроме ивы плакучей. Дивное дерево -- могучие корни, своенравный ствол, странные ветви, таинственная шапка, священные листы. В шелесте их говорит история мысли человеческой, от оракулов древности до скончания земного мира. А запах их! Как они ломаются, когда их мнешь! Войдите в старый итальянский сад, в молчаливые ходы меж его зеленых стен; войдите в то время, когда только что пострижена садовником, выровнена ножницами темная растительная гладь. Слышите терпкий, живительный запах? Этим запахом дышат в своих зеленых углублениях мраморные изваяния; этот запах прорезают дерзкие, из мраморных скважин вырвавшиеся водометы; в безмолвии этого запаха каменные, мхом обросшие лохани с переполненных краев роняют ленивый лепет своих немолчно-звонных струй. Немолчная вода, немые изваяния и -- сильный запах растительной жизни сквозь раненые листья...