Александр Кацура
Фантомный бес
© Кацура А. В. , 2019
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020
Пролог
«Мир рвался в опытах Кюри ато́мной лопнувшею бомбой на электронные струи невоплощенной гекатомбой». Строки эти были горячим шепотом произнесены русским поэтом в момент, когда он задумчиво бродил по лесным тропинкам возле тихого провинциального монастыря. Навязчивая идея о взрывах глобального масштаба, о массовых жертвах, о горах трупов, о гекатомбах пришла ему в голову после того, как в декабре 1903 года газеты сообщили, что Нобелевская премия по физике присуждена супругам Пьеру и Марии Кюри за опыты по радиоактивности. Явление это было весьма необычным, но сами опыты скромными, все наблюдения и измерения происходили на простом лабораторном столе. Супруги, научившиеся с помощью фотопластинки регистрировать невидимые лучи, вылетающие из кусков добытой в горах Богемии урановой смолки, об освобождении огромной энергии не помышляли, как, впрочем, и остальные физики, которых результаты этих опытов откровенно заинтриговали. Не думали о страшных взрывах и те специалисты, кто знаменитую уже на тот год научную премию супругам и их коллеге Беккерелю вручил. Никто в ученом мире еще не понимал, куда эти опыты могут завести. Поэты по отношению к тайнам природы обычно менее осведомлены, нежели ученые, но трещины и боль мира они чувствуют острее и глубже.
Взволнованному поэту слова о
Инициатором канонизации Серафима выступил сам молодой император. Дело в том, что императрица Александра Федоровна, глубоко, до нервного срыва, переживающая, что не может родить наследника мужского пола, убедила супруга в том, что именно Саровский святой даст России после четырех девочек наследника. Самое удивительно, что не прошло и года, как она мальчика родила.
Впрочем, молодой наш поэт едва ли об этом вспоминал. Он думал о своем. Он бродил по упоительным дорожкам этого чудо-монастыря, но в душе его взрывался хаос.
Сам он не в силах был понять, как и откуда этот хаос в него проник. Сражаясь с ним, он решился рассказать об этой тревоге, об этом жаре, об этой внутренней борьбе в письмах к своему недавно обретенному другу, живущему в Петербурге.
«Милый и дорогой Саша, не ты ли говорил мне, что всякая дыра черна, а дыра в пространстве особенно? Не рвется ли там мир в клочья? Не торжествует ли хаос?»