СУДЬБЫ КНИГ
А. Долинин ИСТОРИЯ, ОДЕТАЯ В РОМАН
ВАЛЬТЕР СКОТТ И ЕГО ЧИТАТЕЛИ
ББК84. 3Р7 Д 64
Редактор
Общественная редколлегия серии:
Разработка серийного оформления
Рецензент
кандидат филологических наук
Художник
4702010200-027 002 (01)-88
69-88
©Издательство ’’Книга”, 1988
ISBN 5-212-00026-2
ОТ АВТОРА
В Ленинграде, в Государственной Публичной библиотеке, хранится весьма достопримечательное старинное собрание романов Вальтера Скотта (или Waverley Novels — ’’уэверлеевых романов”, как их принято называть в Великобритании): изящные синие томики с золотым тиснением на переплете аккуратно уложены в кожаный дорожный чемодан отменной работы. Открывая такой чемодан, его владелец, наверное, не мог не испытывать то блаженное чувство полноты обладания, с которым скупец открывает заветный сундучок, - ведь перед ним на атласной подкладке покоился огромный мир, населенный, по подсчетам одного терпеливого исследователя, 2836 персонажами, включая 37 лошадей и 33 собаки с кличками, и счастливцу достаточно было взять наугад любой из одинаковых томиков, чтобы погрузиться в ’’волшебный вымысел”.
В читательской памяти, в памяти культуры вальтер-скот-товские романы тоже покоятся все вместе — словно почти неотличимые друг от друга томики на атласной подкладке. Конечно, некоторые из них - ’’Айвенго”, ’’Квентин Дорвард”, ”Роб Рой” - по тем или иным причинам известны лучше остальных, но, даже взяв в руки книгу Скотта с неведомым доселе названием, читатель уже интуитивно предчувствует, что в ней обнаружит: медленный, обстоятельный рассказ о ’’делах давно минувших дней” (единственный роман на современном материале - ”Сен-Ронанские воды” - лишь исключение, подтверждающее общее правило) ; каких-нибудь крупных исторических деятелей - всемогущих суверенов, коварных министров, отчаянных заговорщиков; благородного героя, завоевывающего руку и сердце очаровательной девицы, а попутно вторгающегося в самый центр сложной политической интриги; демонического злодея, строящего козни; нескольких добросердечных и мудрых простолюдинов; колоритного безумца, юродивого, шута или колдунью, которые в нужный момент помогут герою выпутаться из беды;
и красочные описания интерьеров, нарядов, пиров, оружия, доспехов и прочих антикварных предметов. И читательские ожидания не будут обмануты, ибо, как установил немецкий ученый В. Дибелиус (см. : 239)* во всех ’’уэверлеевых романах” варьируются одни и те же сюжетные схемы и наборы персонажей с постоянными функциями, так что при желании их было бы нетрудно свести к некоторому множеству формул, наподобие тех, которыми В. Я. Пропп описал морфологию волшебной сказки. Неудивительно поэтому, что в сознании современного читателя сформировавшийся в детстве образ вальтер-скоттовского романа, вальтер-скоттовского героя, вальтер-скоттовской сцены существует обычно без всякой привязки к конкретным текстам. Вам достаточно произнести фразу: ”Это похоже на Вальтера Скотта”, чтобы ваш собеседник понял, какой тип повествования вы имеете в виду. ’’Почему-то вспоминаются мне сейчас и вальтер-скоттовы пиры, и анфилады зал в замках сияющих или торжественно-мрачных... Ох, ну никуда от Вальтера Скотта ведь не денешься!” (214, 231), - воскликнула вдруг М. В. Юдина, рассказывая о том, как она играла в доме Максима Горького на Малой Никитской, ”в пиршественной столовой”, где ’’громадный стол ломился от яств”, и этого восклицания достаточно, чтобы понять истинно вальтер-скоттовский смысл ситуации: нищий менестрель, попавший в замок всемогущего суверена.