Рафаил Гутер, Юрий Полунов
Джироламо Кардано
Этот исключительный гений поверг все будущие поколения в сомнения относительно него. Приходится верить, что величайший разум очень тесно связан с величайшим сумасбродством, или его характер останется неразрешимой загадкой.
Кардано глазами современников и потомков
Его жизнь – одна из наиболее необычных, которые мы знаем. Впадая из одной крайности в другую, из противоречия в противоречие, он соединял возвышенную мудрость и невероятную нелепость.
Он весьма ученый философ и врач нашего времени, но в то же время он больше похож на больного, находящегося в бреду, чем на нормального человека.
Он переполнен таким количеством опрометчивых идей, что практически не в состоянии критически отнестись даже к одной сотой части их.
Никого нет мудрее его, когда он прав, и никого безумней, когда неправ.
Мы не должны говорить о том, что его великий ум смешан с безумием, но напротив, что его безумие смешано с великим умом.
Кардано… уподобляется грубому и безумному сочинителю басен, хотя в тысячу раз более учен.
Он в своих столь объемистых томах не передал потомству по этому вопросу ничего такого, что было бы достойно философа, а лишь некоторые сведения, взятые и списанные у других авторов или неудачно придуманные.
Гений, но не характер.
Я обязуюсь найти у Кардано мысли каких угодно авторов.
Кардано рассматривает науку везде в связи со своей личностью, со своим образом жизни. Поэтому из его произведений обращается к нам естественность и живость, которая нас притягивает, возбуждает, освежает и заставляет действовать. Это не доктор в долгополом одеянии, который поучает нас с кафедры, а человек, который прогуливается рядом, делает замечания, удивляется, порой переполняется болью и радостью, а это все завораживает нас.
Не был он ровен ни в чем! Иногда он так скоро, бывало, ходит, как будто бежит от врага; иногда выступает важно, как будто несет он священную утварь Юноны!. . То о царях говорит и тетрархах высокие речи, то вдруг скажет: «Довольно с меня, был бы стол, хоть треногий, соли простая солонка, от холода грубая тога!»
Предисловие
Шестнадцатый век – Чинквеченто – последний век Возрождения, этой героической и возвышенной эпохи, когда, по словам историка, «человек дрожал, как натянутая струна, приведенная в движение смычком: он проявлял исключительную энергию, гениальную изобретательность, умопомрачительную фантазию и с неслыханной быстротой достигал высот чистейшего героизма». Возвращенная культура классической древности, высокие нравственные ценности дохристианской цивилизации, великие художественные творения античности, открывшиеся человеку, сняли пелену с его глаз, разорвали цепи гиганта, и он превратился в творца и созидателя, гуманиста, философа, ученого, поэта, художника, с непостижимой щедростью и безоглядной верой в свои силы создающего пантеон собственной славы.