Инна Лиснянская
МУЗЫКА «ПОЭМЫ БЕЗ ГЕРОЯ»
АННЫ АХМАТОВОЙ
ЙВ
Москва
"Художественная литература *
19 91
ББК 83. 3Р7
Л 63
Оформление художника
А. И. Ременника
© Лиснянская И. Л. 1991 г.
4603020101-321 кб-31 30 1991 © Ременник А. И. Оформление.
41 028(01 )-91 1991 г. ISBN 5-280-02359-0
Часть первая
ТАЙНА РОЖДАЕТ ТАПНУ
(Вступление)
Останься пеной, Афродита,
И, слово, в музыку вернись. Мандельштам
Самое таинственное на общий взгляд, а потому
тайновдохновенное на мой взгляд произведение
Ахматовой — «Поэма без героя». Над этим триптихом
бились и еще долго будут биться литературоведы,
каждый по-своему толкуя ту или иную строфу или строку. А разве стихи из Ветхого и Нового Заветов толкуются
богословами однозначно? Не богословы ли своими
порой разноречивыми толкованиями дают нам понять,
что Слово есть незримая Душа? А что тогда Музыка? Не вообще музыка, а музыка
слова. Не знаю, но когда шепчу про себя стихи наиму-
зыкальнейшего Мандельштама: «Останься пеной,
Афродита, и, слово, в музыку вернись»,— то вслед за
прельстительной пеной язычества вижу Облако, из
которого Господь говорил с Моисеем и до сих пор
говорит со своими детьми-пророками-поэтами в минуты
мира роковые. А путь поэта, выражающего роковую
минуту, т. е.
свою эпоху,— всегда Исход из рабства в
свободу обетованную и одновременно
жертвенно-мученическая дорога на Голгофу, даже в тех редких
случаях, когда поэта не распинают. Так по крайней мере
думается мне, в данном случае всего только набожной
читательнице поэзии. «... Останься пеной, Афродита, и, слово, в музыку
вернись» — две строки из стихотворения «Silentium». О, безусловно, неспроста Мандельштам взял название
для этого стихотворения у Тютчева, сказавшего в
своем «Silentium»: «Молчи, скрывайся и таи и чувства
и мечты свои». Похоже, что Мандельштам заклинал
Слово вернуться в музыку так, как только можно за-
5
клинать душу вернуться в оболочку (что почти
невероятно), затаиться в музыке, облечь в нее и чувства
и мечты свои. Видно, хотел Мандельштам, чтобы
слово поэзии изрекалось из облака-музыки, сквозь
музыку, тогда и мысль изреченная, оставаясь и
предметной, не так оголена, не так одномерна, чтобы быть
ложью. И великая Ахматова, как бы по завету
Мандельштама, сделала почти невероятное — вернула слово в
музыку. Да еще в какую! Поместила свое слово в
магическую по музыке строфу, «неизвестную Золотому
веку русской поэзии да и началу Серебряного», как
думал К. И. Чуковский 1. А разве то, что возвращено
в музыку, может быть не многослойным по мысли, не
загадочным по содержанию? В одном из своих
стихотворений Ахматова к облаку применила эпитет
«сквозное». Но даже и в «сквозном» облаке не так-то легко
увидеть лицо слова, и не музыка ли в свою очередь
внушила творительнице неслыханного дотоле
триптиха «ритм Времени», где. прошлое, настоящее и
будущее— сами по себе — Триптих, подарила
музыкальную шкатулку стройным дном... («музыкальный ящик
гремел»), позволила или, вернее, вынудила сдваивать,
а чаще страивать прототипы.