Джефф Райман
Обнаружено нами
Не могу спать. Еще темно. Жду рассвета.
Петух кукарекает. Знает, сегодня свадьба. Слышу, как снаружи хрюкает свинья. Свинья, традиционный дар семье моей будущей жены.
Не могу спать, потому что, когда я один в темноте, нет ничего общего между мной и осознанием того, что я не хочу жениться. Нет, Патрик, уже не тебе решать.
Вокруг не видно ни зги. 3:30. Еще три часа, и в церкви в конце дороги запоют. Потом еще два часа — и оба семейства в полном составе столпятся в моем дворе. Снова кукарекает петух, все его жены спят в тесном пространстве за домом. Там все еще валяются битые бутылки — с той поры, как мой отец усыпал забор по верху осколками стекла.
То было очередное время его «хорошего поведения», когда он ходил в брюках и шляпе и командовал напропалую. Я мешал цемент и передавал ведра с раствором моему старшему брату Мэтью. Тот восседал на заборе, как на лошади, шлепал серые лепехи и посыпал их стеклом. Рафаэль читал в тени крыльца.
— Не собираюсь тратить на это время, — заявил он. — Думаете, ваши осколочки остановят грабителей, если они захотят войти?
Он всегда смешил меня, уж не знаю почему. Остальные даже не улыбнулись.
Когда мы были маленькие, отец сажал нас на жаркую, ворсистую тахту, без света, без телевизора, потому что гудение генератора сводило его с ума.
С округлившимися глазами он мелко дрожал, как натянутая проволока, прислушиваясь, когда же оно начнется снова. Мать пыталась заговорить с ним, но он отвечал:— Тс-с-с! Тс-с-с! Вот опять, опять.
— Джейкоб, машина не может включиться сама собой.
— Тс-с-с! Тс-с-с!
Он не позволял нам шевелиться. Мне было лет семь, и я приходил в ужас. Если генератор так страшен, что пугает моего большого сильного папу, что же он сотворит с таким малышом, как я? Я спросил маму, что делает генератор.
— Ничего, твой отец просто очень осторожен.
— Теремба трус, — хмыкнул мой брат Мэтью, назвав мое имя на языке тив. Мать шикнула на него, но глаза Мэтью весело блестели: «Я еще тебе покажу». А Рафаэль вывернулся из рук мамы и как ни в чем не бывало потопал по полу гостиной.
* * *
Люди думают, что Макурди[1] — захолустье, но сейчас у нас есть все, что нужно для цивилизованной жизни. Прекрасные банки с бронированными дверями, сканированием сетчатки и кондиционерами; солнечные батареи на всех фонарях и телефоны, битком набитые электронными книгами. На одном из речных островов построили новую больницу; и в моем университете имеется медицинский факультет на госбюджете, с лабораториями не хуже, чем у прочих. По крайней мере, эксперименты на мышах там проводить можно.
Мой помощник Джайд — йоруба, его народ верит, что внук, родившийся первым после смерти деда, продолжит его жизнь. Джайд говорит, мы доказали, что это правда. Однако для христиан-нигерийцев это проблема — выходит, значит, что зло продолжается.
Так вот что мы обнаружили на примере мыши. Если лишить мышку материнской любви, если все раннее детство создавать ей стрессовые ситуации, ее мозг метилирует. Высокий уровень метила деактивирует ген, производящий нейротрофин, важный для памяти и эмоционального баланса как у мышей, так и у людей. У шизофреников эти уровни чрезвычайно низки.