Читать онлайн «Бунт Афродиты. Tunc»

Автор Лоренс Даррелл

Посвящается Клод-Мари Винсендон

…дважды два четыре — это стена.

Достоевский. Записки из подполья

1

Из троицы за столиком, все в чёрных деловых костюмах, двое точно уже были хороши. Не Нэш, позорник, конечно, нет. А Вайбарт, издатель (этот закладывает за воротник слишком часто), да ещё ваш покорный слуга, Чарлок, мыслящий тростник: опять гонит без остановки. Феликс Чарлок, к вашим услугам. Ваш покорный, мадам.

Фазан как бы с каштанами, дешёвое пойло, которое берёшь среди декоративных бочек в лондонском погребке «У Поджо», куда народ собирается, чтобы пялиться друг на друга. Я пытался объяснить, как работает Авель, — нет, в компьютере не может быть никаких хрустальных шаров, но иллюзия, что он обладает интуицией, почти полная. Это как чёртова астрология, только всё более реально, более конкретно; лучше, чем магический кристалл или волшебная палочка.

— Мы тут рассказываем сказочки о своём детстве (они громко кхекают) — культура у позорного столба, исполосована кнутом, порвана мастифами. Р-р-р-гав! И вот, пожалуйста, мы с вами — троица в чёрном, зловещие вороны на дубу.  — Я оглушительно рыкнул пару раз. Все головы в добродушном удивлении обернулись к нам.

— Ты ещё пьян, Феликс. (Это Нэш. )

— Нет, но люди, как судьбы, теперь почти предсказуемы математически. Спроси Авеля.

— Почти.

— Почти.

— Ты меня необычайно заинтересовал, — сказал Вайбарт, на секунду отключаясь.

Ободрённый, Чарлок продолжал:

— Я называю это погонометрией. Это метод дедукции, использующий погон (πογον). Такого слова не существует, это минимальная постижимая единица смысла в языке; миллион погонов составляет миллионную часть фонемы. Авелю достаточно какого-то звука или первого крика младенца, и он может всё тебе рассказать.

Вайбарт уронил вилку на пол, я — салфетку. Одновременно наклонившись, мы крепко стукнулись головами. (Реальность — это то, отсутствие чего ощущается всего блистательней. ) Но больно ж она бьёт, изумились мы.

— Я бы мог объяснить, что с тобой не так, — сказал Нэш тоном ханжеским и поучительным, — но с точки зрения психологии объяснение не приносит облегчения.

* * *

Меня взрастили женщины — две мои старые тётки в тоскливом женоподобном Истборне. Родителей я почти не помню. Они прятались на чужих континентах за красивыми разноцветными марками. В каникулы я чаще всего тихо сидел в гостиницах (когда тётки уезжали в Баден). Интроспекцию я довёл до степени высокого искусства. Мезгой я приобрёл привычку мастурбировать, рибонуклеиновой мезгой. Где была она? Как бы она выглядела, если бы появилась? Авель мог бы рассказать, но тогда он ещё не родился. Эх!

— А что Авель смог бы рассказать обо мне? — говорит Нэш, сама заносчивость и надменность.

— Многое, Нэш, очень многое. Не далее как недели две назад я тебя вычислил. Я часто записывал тебя по телефону. Что-то насчёт бабы, которая валяется на твоей набитой конским волосом кушетке, глаза закрыты, и до того возбуждает тебя рассказом о своих грехах, что ты начинаешь мастурбировать. Настоящий пси-феномен. Как исповедники в исповедальне, сидя по колено в сперме, тянутся ухом к решётке, чтобы не упустить малейший повод для отпущения грехов. Я не старался узнать её имя. Но Авель знает. Ну, и где твоя клятва Гиппократа? Ты поощрял её, потому что она хотела проделать это с тобой на месте. Папулечка! Я записал твои повизгивания и тяжёлое дыхание; потом, надо отдать тебе должное, ты клял себя, и лил слёзы, и расхаживал из угла в угол.