Луис Ривера
Легионер
Часть II
В моей палатке горит масляная лампа, при свете которой я пишу эти строки. Лагерь спит. Слышны лишь голоса часовых, бряцание доспехов, когда мимо палатки проходит патруль, всхарпывание коней да отдаленные раскаты хохота — кто-то из солдат решил потратить часы отдыха на игру в кости. Ко всем этим звукам я привык настолько, что не могу представить себе, как еще может звучать ночь.
Я не знаю, для кого я стараюсь сейчас, царапая на бумаге букву за буквой. Кому нужна эта история? Кому нужно знать, какой путь я прошел, прежде чем ткнуться лицом в сочную зеленую траву, посреди бескрайних полей? Все мы лишь пылинки на плаще Вечности. И я не исключение. Так почему так щемит сердце при мысли, что все мои надежды и мечты, все мои поражения и победы сгинут вместе со мной?
Смерть не раз скалилась мне в лицо. И у меня всегда хватало мужества улыбнуться ей в ответ. Но у кого хватит сил улыбнуться, когда в лицо смотрит безвестность? Не смерть, забвение — вот что пугает меня. Поэтому рука, больше привычная к мечу, чем к стилосу, с трудом выводит эти строчки. Все мои надежды давно умерли. Кроме одной. Мне хочется верить, что кто-нибудь спустя века прочитает то, что написал я, Гай Валерий Крисп, старший центурион пятой Германской когорты II Августова легиона, в ночь перед своим последним боем.
Я не жду сочувствия. Я хочу лишь, чтобы меня помнили. А вместе со мной, и всех тех, кто сражался со мной бок о бок. Мы не были героями. Но мы тоже заслужили право на память.
Хотя бы потому, что были людьми. Так же как и ты, читающий эти строки.
Глава 1
— Похоже, этот мерзавец кабатчик разбавляет вино ослиной мочой, — Кроха сделал большой глоток и громко рыгнул.
— Не нравится — не пей, — пожал плечами Сцевола.
— Помолчал бы. Привык в своей глуши что попало хлебать…
— Ну конечно, а ты ничего, кроме фалернского не пил… Не смеши. Тебе хоть чистой мочи налей, выпьешь и глазом не моргнешь.
Я лепил хлебные шарики и вполуха слушал, как лениво переругиваются Сцевола с Крохой. Кабак, в котором мы сидели, был набит битком — вчера нам выдали жалование вместе с «гвоздевыми» и сегодня все, свободные от караула и работ устремились в поселок выросший рядом с лагерем, прогуливать честно заработанные денежки. Легионеры, солдаты вспомогательных войск, легионные рабы, девочки, отпущенники-мастеровые, нищие бродяги, вечно вьющиеся вокруг лагерей, как мухи, и прочий сброд — кого здесь только не было. Дым, чад, пьяный смех, стук игральных костей, визгливые крики проституток, брань — у нормального человека башка бы затрещала через пять минут. Но мы привыкли. Для нас такие кабаки, разбросанные на территории канаба, были чуть ли не единственным местом, где мы могли расслабиться и побыть самими собой. Ну, если не считать двух заведений с девочками. Хотя, там ничуть не лучше, разве что чад не такой густой.
Грязный до омерзения раб со стуком поставил на стол кувшин с вином. Сцевола кинул ему монету, тот поймал ее на лету, ухмыльнулся, обнажив черные редкие зубы, и убежал к другому столу.