Annotation
Старинная французская баллада, превратившаяся в наши дни в жуткую явь...
Несколько женщин убиты маньяком, оставляющим чудовищно изуродованные тела своих жертв в воде.
Полиция, ведущая расследование, путается в бесчисленных версиях — а кровавые деяния преступника продолжаются.
К расследованию подключается опытный детектив Жако. Он убежден: необходимо понять, как убийца заманивает в свои сети столь разных женщин и втирается к ним в доверие.
Точный психологический портрет маньяка — ключ к разгадке дела.
Мартин О'Брайен
Часть первая
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
Часть вторая
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
Часть третья
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
60
61
62
63
64
65
66
67
68
69
70
71
72
73
74
75
Часть четвертая
76
77
78
79
80
81
82
83
84
85
86
87
88
89
90
91
92
93
94
95
96
97
98
99
100
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
11
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
Мартин О'Брайен
Убийство по-французски
Часть первая
1
Озеро Калад, Салон-де-Витри, четверг
Они заглядывали сюда, на северный берег озера Калад, лежащего в лесистых холмах над Салон-де-Витри, в конце своего отпуска уже четыре лета. Это всегда было последней остановкой семьи, их последним ленчем перед аэропортом в Маринъяне и вечерним полетом домой. И когда бы они ни приходили сюда, на эту узкую полоску песка, им никогда не приходилось делить ее с кем-то еще. Быть может, лишь вдали, у эллингов в Салон-де-Витри, могла появиться россыпь парусов, но ничего ближе. Дорога представляла собой милю с лишним клочковатой травы и вросших в землю камней, которая, казалось, ведет в никуда и не обещает ничего, кроме страшной усталости, и отпугивала большинство людей.
Их было пятеро. Взрослые и трое детей. Как обычно, они приехали на машине из дома неподалеку от Куртезона, где проводили отпуск, часов в девять утра. И, как всегда в этот последний день своего отпуска, поели рано, чтобы у детей осталось время поиграть.
На травянистой площадке выше линии берега в тени одинокой оливы они разложили закупленные в гастрономе в Салон-де-Витри хлеб, паштет, колбасу и сыр, поместив все это на коврике, где вскоре остались хлебные крошки, смятая оберточная бумага, пустые бутылки от оранжина и пластиковая vrac[1] от местного розового вина.
Теперь мужчина дремал в низком шезлонге — в носках и сандалетах, рубашка расстегнута, руки на животе. Позади в тени от оливы его жена читала книгу, неторопливо курила, переворачивая последние несколько страниц, дети бегали по берегу и в зарослях деревьев. Вокруг них по-летнему непрерывно пели цикады, перебегали от камня к камню ящерицы, и полуденное солнце мерцающим столбом лежало на поверхности воды.
— Папа! Папа!
Голос донесся из местечка, отделяющего их бухточку от ее меньшей по размеру каменистой соседки. Его двенадцатилетняя дочка, Мэнди.
— Пап, я не вижу Джулии. — В ее голосе явно слышался испуг.
Мужчина мгновенно открыл глаза и вскочил на ноги. Он внезапно ощутил жар, ноги показались ватными. Просыпаясь, он сделал несколько неуверенных шагов, чтобы восстановить равновесие и прийти в себя.
Под оливой женщина закрыла книгу и сняла солнечные очки.
