Морис Одебер
Могила Греты Гарбо
Графиня. Не могу в это поверить!
Йеста. Для нее я теперь ничто.
Графиня. Должна ли я поверить, Йеста, тому, что сейчас узнала?
Йеста. Не судите строго, графиня. Я хотел во всем вам признаться, но не осмелился.
Графиня. Я верю вам. Но не лгите мне больше, расскажите все.
Йеста. Я ничтожество… Я хотел забыться в вине… Меня преследовали как негодного священника…
Графиня.
Значит, это правда!Йеста. Увы!
Графиня. Бедный Йеста!
Йеста. Вы сказали: «Бедный Йеста»… Я могу рассчитывать?. .
Увертюра
Я говорю:
— Ты совершаешь ошибку!
Она отвечает:
— Захочу и буду смеяться!
— Повторяю, если бы я был на твоем месте…
— Какое самомнение! Да кто ты такой, чтобы указывать мне, как поступить?
Она прекрасно знала, что я никогда не «указываю», однако намного легче притворяться, чем говорить искренне.
Чуть погодя хлопнула входная дверь.
Так она уходила от меня навсегда.
Еще через некоторое время я наблюдал, прижавшись щекой к пыльной и поблекшей бархатной занавеске, как она спускается по бульвару неловким мальчишеским шагом.
На виллу она больше не вернулась. Я не искал с ней встречи. Я сознательно избегал ее. Некоторые ее преследовали, кому-то удавалось узнать ее в толпе и показать на нее пальцем. О ней еще долго говорили, ее часто вспоминали все, кому не лень.
Дети, а иногда и старики, пробуждают воду, бросив с моста камень, и от внезапного столкновения — которое обычно ускользает от взгляда всегда спешащего прохожего или, даже если он заметит его, тут же стирается из памяти, — водная поверхность наполняется круговой рябью, рождается еще один круг, за ним другой, немного подальше от первого, и следующий. Окружность с каждым разом становится шире, и вот уже о берег разбивается тихая волна; круг в круге, и вселенная безбрежной полнотой побеждает, наконец, крошечную бурю.