Читать онлайн «Целующиеся с куклой»

Александр Зиновьевич Хургин

Целующиеся с куклой

Целующиеся с куклой

1

— И, значит, родилось от Элиши-самоубийцы, при жизни парикмахера, двое близнецов-правнуков — Горбун и Шизофреник, — рассказывала о своих детях Раиса соседкам по травматологической палате.  — Родились они, когда Элиши давно на свете не было, и понесли за него наказание сквозь свои жизни. Хотя никогда в глаза его не видели, разминувшись с ним во времени, а слышали о нём только от деда своего Йосифа — сына Элиши — урывками.

Конечно, по моему материнскому убеждению, да и по мнению разных других людей, наказаны они были несправедливо и, собственно, ни за что. За то, что смалодушничал Элиша и сам, по собственному желанию, наложил на себя руки, узнав, что новая болезнь его есть неоперабельный рак желудка, и что умирать ему предстоит долго и мучительно, несмотря на то, что до этого он долго и мучительно жил. И ему казалось, что не заслужил он своей простой скучной жизнью такого нелогичного и страшного её окончания, не заслужил такой участи. Он, правда, говорил сам себе для убедительности и успокоения души, мол, Создателю виднее — заслужил или не заслужил, — но в душе всё равно был уверен, что в данном конкретном случае прав он, мужской парикмахер Элиша, а не Создатель. Поэтому он и пошёл на самоубийство и, значит, на преступление против своей жизни и против давно закончившихся жизней отца и матери, родивших его на свет. Другими словами, против своего Создателя пошёл. Из страха перед болью, физическими страданиями и тяжёлой продолжительной болезнью, которая определена ему была в качестве способа умирания.

И никто от него этого не ожидал, потому что на протяжении всей своей жизни считался Элиша среди знакомых людей человеком спокойным и разумным, и не трусливым. А под старость считали его ещё и верующим в Бога, и Богу во всём доверяющим. Во всяком случае, когда речь шла о других людях, был он именно таким. А как дело вплотную дошло до него самого, так выяснилось, что верить и доверять был он склонен лишь до определённого предела. Впрочем, наверно, как и все.

Поскольку верить наперекор, допустим, системе и существующему общественному строю — это одно, а верить наперекор Ему Самому и Его неправоте — это чуть другое. И наверно, мотивы Элиши можно понять — ну не видел он, не находил в своей скромной жизни проступков, за которые должен был бы платить невыносимой болью, болью, которую может утишить один только морфий.

Рассказывала всё это Раиса медленно и монотонно, с паузами и остановками, не торопясь. Соседки временами засыпали посреди её нескончаемого рассказа от травм и усталости, но она не принимала их сон во внимание и, продолжала говорить, говорить и говорить в пространство, как будто рассказ её предназначался не столько им, сколько ей самой:

— Возможно, в жизни его предков такие поступки и прегрешения были, даже наверняка были, но почему почти все они — несмотря на войны, перевороты, погромы и терроры — дожили до своей смерти и тихо, без мук, умерли, а он должен за них мучительно расплачиваться? Такой высшей справедливости не мог понять Элиша-самоубийца и смириться с нею не мог. И, выходит, не смирился, а восстал всею своею смертью, протестуя. А на детях и внуках Элиши никак его преступление перед собой и природой не отразилось, и они жили себе, как все, потихоньку, и прожили. Вернее, внук не прожил ещё, внук Бориска, муж мой по документам, ещё активно живёт и в какой-то степени здравствует. А дочь прожила до конца, в параличе, но ухоженная и спокойная, поскольку повезло ей случайно с мужем — бывшим военным майором, который до самых последних дней любил её и терпел. Невзирая на паралич и скверный старушечий характер на протяжении всей жизни. Сын Йосиф тоже, можно считать, что прожил. Хотя и не до конца ещё. И прожил он образованным сталеваром. Пожалуй, одним из самых образованных сталеваров нашего большого города, как говорили когда-то, города чугуна и стали.