Даю
указание ординарцу Револьду остаться на левом берегу,
найти управление тыла 62-й армии и присоединиться
к нему. Револьд смотрит на меня повлажневшими
глазами. Спрашиваю:
11
— В чем дело? Он молчит, отворачивается. Все понятно. Я
невольно вспомнил, как он попал ко мне в ординарцы. Револьд, шестнадцатилетний паренек, был сыном
подполковника коммуниста Тимофея Сидорина,
которого я знал еще до войны как оперативного работника
штаба Белорусского военного округа. Во время войны я встретил Сидорина на
Сталинградском фронте. Он работал начальником
оперативного отдела штаба 64-й армии. 26 июля 1942 года
подполковник Сидорин был убит около переправы через
Дон. Я несколько раз видел Сидорина-старшего и его
сына вместе, они были неразлучны. Вечером 26 июля
ко мне на командный пункт подошел этот юнец и
доложил:
— Товарищ командующий, я привез тело убитого
подполковника Сидорина... Я знал, что Револьд — сын убитого, и поэтому не
нашелся сразу, что ему ответить. Сидевший со мной
рядом член Военного совета дивизионный комиссар
Константин Киркович Абрамов бросил ему через плечо:
— Передай тело коменданту штаба и скажи, чтобы
подготовили могилу, оркестр и все другое для похорон. Абрамов не знал раньше Револьда и, не поняв, что
переживает этот юноша в такую минуту, ответил так
сухо. Выждав, пока Револьд отошел от нас, я сказал
Абрамову:
— Знаешь ли ты, кто такой этот юнец и что ты
ответил этому парню? Ведь он родной сын подполковника
Сидорина... Абрамов посмотрел на меня широко раскрытыми
глазами.
12
— Да ну!. . —воскликнул он и побежал вслед за
Револьдом. Подполковника Сидорина похоронили в мое
отсутствие. На следующее утро я собрался выехать на свой
наблюдательный пункт и, уже садясь в машину, увидел
Револьда. Он лежал на земле.
Его плечи вздрагивали от
рыданий. Он потерял отца и был одинок, что его еще
больше угнетало. Не долго думая, я крикнул:
— Солдат Сидорин, сейчас же садись в машину,
поедешь со мной! Захвати автомат и побольше патронов! Револьд вскочил, отряхнулся, оправил гимнастерку
и стрелой бросился выполнять приказание. Он быстро
вернулся и спокойно сел в машину. По дороге
разговорились, и я узнал, что мать Револьда где-то в
эвакуации в Сибири. Я осторожно спросил, не хочет ли он
поехать к ней. Его глаза наполнились слезами, и я понял,
что совершил ошибку, разбередил рану. Он твердо
ответил:
— Нет. Если прогоните от себя, все равно с фронта
не уйду, буду мстить за отца и за других. Посмотрев ему в глаза, я согласился взять его в
пылающий город. С тех пор Револьд Сидорин ни на минуту от меня
не отлучался. Был спокоен, даже весел в бою, ничего
не боялся, только по вечерам иногда всхлипывал —
тайком плакал по отцу... МАМАЕВ КУРГАН
К ВЕЧЕРУ 12 сентября
проскакиваем все на той же автомашине в Красную
Слободу и к переправе. На моторный паром уже погружен
один и грузится другой танк Т-34. Мою машину не
пускают. Предъявляю свои документы командующего 62-й
армией и въезжаю на палубу судна. Мне представляется заместитель командира
танкового соединения по технической части.
— Как дела? — спрашиваю я.
— Вчера к вечеру,— отвечает он,— в соединении
было около сорока танков, из них только половина на
ходу, остальные подбиты, но используются в качестве
неподвижных огневых точек.